is all i seem to do.
Либо ты приедешь, либо я. Мне без разницы. А тебе? — эти слова Бен сказал по телефону. Эти слова звучат у Мартина в голове уже пятнадцать минут, пока он едет в такси до Сохо.
Because i need youМне без разницы. А тебе?
Если не знать, на что он способен этим своим дьявольским голосом, можно действительно подумать, что ему все равно.
На самом деле это значит «ты мне нужен». На самом деле это значит «я в отчаянии».
Это значит «мне не все равно, что бы ты себе ни надумал».
Это значит «я знаю, что ты будешь в бешенстве, услышав этот ультиматум и плевать я хотел на это, только приезжай».
Это значит, что он приедет, если этого не сделает Мартин.
И Мартин едет. Дорога занимает 25-30 минут, в зависимости от светофоров.
Мне без разницы. А тебе?
Мартин закрыл глаза. Сейчас будет поворот налево, два квартала, трамвайные пути и поворот направо.
Было бы забавно, если бы сброшенный звонок Бен расценил бы как «делай что хочешь» и они бы разминулись.
Бен все понял правильно. Он стоит в дверях. Мятая домашняя рубашка, взъерошенные волосы, холодный взгляд равнодушно скользнул по Мартину, быстро и привычно оглядел холл и погас, едва щелкнул замок на двери. Взгляд настолько же профессионально холоден и равнодушен, насколько безразличен был голос по телефону.
- Хочешь чего-ни... — Мартин с силой толкает его к стене, не давая договорить.
Наплевав на пуговицы, стягивает рубашку через голову, вынуждая Бена неловко наклониться.
- Хочу.
Через пять минут они уже в гостиной на полу. Мартин вжимает Бена в грубую ткань ковра — это даже почти больно.
На бедрах, на боках, на спине и плечах останутся синяки и следы укусов. Много следов укусов. И на шее. Особенно на шее. Лучше у основания, чтоб их все же можно было скрыть одеждой. Это больно. Это приятная боль.
Мартин жесток и груб. Слишком давно они не виделись. Слишком давно даже не разговаривали и не переписывались — с тех самых пор, как в сети появились те фотографии. Мартин хочет причинить ему боль. Слишком долго... слишком сильно желание. В том числе — желание наказать. Заявить свои права. Обозначить, что он принадлежит ему. Ему, а не этим...
Оттянутые назад волосы, беззащитно выгнутая шея, перехваченное дыхание, невозможность сдвинуться или даже сопротивляться. Прокушенная губа. Металлический привкус крови.
Сначала — злость, даже гнев. Ярость, которая долго искала выход и не могла найти, иногда утихая, но продолжая тихо тлеть внутри. Никакого банального стремления оставить свои метки или перекрыть чужие. В каждом движении Мартина сквозит желание сделать больно. Овладеть. Напомнить. И Бен все это принимает. Покорно и безмолвно. Кусает губы и молчит. Понимает, что им обоим это нужно. Понимает, что не имеет права сейчас возразить. Понимает, что ему самому это необходимо.
Слышно только их прерывистое рваное тяжелое дыхание и непривычно изломанный, искореженный ритм хлопков истосковавшихся друг по другу тел.
Потом будет все остальное — возможно, даже нежность. Все же он соскучился: до ужаса, до безумия, до разбитых костяшек и искусанных — опять же в кровь — губ.
Потом он расслабится. Потом он мягко прижмется всем телом — попытка почувствовать его тепло, их близость. Максимальное соприкосновение. Потом. Возможно.
Только тогда заговорит. Хотя едва ли это будет что-то осмысленное.
Скорее бессвязный шепот и его имя, между поцелуями — рваными, глубокими, жадными, быстрыми — чтоб успеть сказать все, что накопилось.
И все равно будет еще злиться, иногда срываясь и продолжая оставлять синяки. Перехватывая горло, вжимаясь и пресекая любую инициативу. Возможно, Бен это делает исключительно для того, чтоб его попытки пресекались.
Если так, Мартину об этом лучше не знать.
Поздно ночью, когда у обоих уже не будет сил, Мартину, скорее всего, станет стыдно. Наверняка. Он будет прикладывать свои пальцы к отпечаткам на коже. По одному пальцу на каждом темнеющем пятне — на запястьях, на плечах, на шее. И слегка надавливая, надеяться, что как только он уберет руку — они исчезнут.
Они будут на мгновение белеть и снова проступать на коже.
Это единственное, в чем проявится его сожаление.
Бен попросит прекратить это делать.
Завтра у гримеров будет тяжелый день.
Мартин морщась пойдет в душ.
Морщась — потому что себя он тоже не жалел и, скорее всего о футболках и шортах на ближайшее время придется забыть.
Он включит воду. Сначала прохладную, потом сделает ее почти ледяной и постепенно вернет нормальную температуру. И оперевшись о стену душа, подставив под тугие струи шею, плечи и спину, надеяться — очень тихо, даже самому себе в этом не признаваясь — надеяться, что Бен придет.
Выйдя из душа он найдет Бена в постели.
Болезненно удовлетворенным. Почти умиротворенным. Он сразу, не поднимая головы позовет Мартина в постель. Крепко обнимет.
И, может, даже извинится. Без уточнений, только одно слово и все.
Мартин будет молча гладить его по волосам и невидящим взглядом смотреть в потолок.
И вот после этого Бен, скорее всего, достаточно быстро заснет.
А Мартин вряд ли. И наутро это будет очень заметно.
Какое-то время он будет просто так лежать, поймет, что уснуть сегодня уже не получится, захочет покурить. После недолгих раздумий, вызывая по дороге такси, двинется в сторону кухни — кажется, он видел где-то там сигареты.
@музыка: Placebo – Protege Moi; Placebo – Because I Want You (Redux)
@темы: драббл, Martin Freeman, фанфик, Benedict Cumberbatch, RPF